— На это у тебя, старина, нет ни малейшего права! Ты — индивидуум, а они—масса, они держатся вместе.
— Мы тоже индивидуумы! — крикнул Силламяэ в ответ.
— Почему же вы тогда так дружно спорите? — спросил четвертый из другой комнаты.— Конечно, вы — масса, вы хотите ободрать сто миллионов или миллиардов, только не можете решить, как это повыгоднее сделать. Совершенно бесспорно, что, когда начнется конфискация, мы с Кару останемся ни при чем, у нас времени не хватит, мы будем работать, а вы...
— Им тоже будет некогда — споры помешают,— ответил Кару сидящему в другой комнате. С этим все согласились, и теперь можно было снова переходить к обычному распорядку дня — шелестеть газетами, писать и ругать цензора, который ничего не пропускает в печать.
Но Вильясоо, во время дискуссии зашедшей в редакцию за новостями, заявил, что у него большая часть рукописей получила разрешение, даже Индреко-ва «Белка»; только в конце, где белка весело помахивает хвостиком, пришлось приписать: «точно молодая, кокетливая девица», Этого оказалось достаточно, цензор тотчас же сказал, что теперь эта штука имеет совсем другое направление. Раз идет речь об игривой девчонке, то подрывом государственных основ тут и не пахнет. Таково было глубокое убеждение цензора, и, следовательно, предсказание Вильясоо о том, что Индрекову «Белку» спасут, молодые девушки, вполне оправдалось.
Когда Индрек уходил из редакции, Вильясоо вышел вместе