Глава VII   — Слышали, как он повторял: «Мы, социал-демократы, мы, социал-демократы?» — говорила Кристи.

   Да нет! Скажем — может ли он верить, если он настоящий, истинный социал-демократ? — пояснила Кристи.

   Не знаю, я еще не был социал-демократом. Но, думается мне, если бы я был им, я мог бы верить...

 

   Даже в бога? — удивленно воскликнула Кристи.

   Да, даже в бога,— подтвердил Индрек.

   И ходили бы в церковь?

   Зачем же в церковь? — удивился Индрек.— Нет, я думаю, если ходишь в церковь, ты уже не социал-демократ. Наш нынешний бог вмешивается в земные дела, и такого бога социал-демократ не может допустить. А если предположить, что бог совершенно не занимается земными делами? Может ли тогда социал-демократ верить в него? — спрашиваю я. И отвечаю: может, потому что такой бог — это мое личное дело, мое достояние, и этого мне никто не вправе запретить.

   Ну, тогда мне все ясно,— подумав, сказала Кристи.— Они веруют.

   Кто?

   Евреи,— сказала Кристи.— Потому-то они и оплакивают покойника по старинному обряду, хотя сами — социал-демократы. Наши социал-демократы не верят, а еврейские — верят. И знаете, когда я услышала их крики, у меня мурашки по коже побежали от страха. Ни одна речь никогда так на меня не действовала, как этот плач. Значит — это от веры, да?

   Возможно,— ответил Индрек.— Они оплакивают покойника более умело, чем мы говорим речи, потому что они скорбели так еще в плену Вавилонском или на развалинах Иерусалима, а наши социал-демократы давно ли начали ораторствовать! Даже наши пасторы еще не умеют так потрясать людей своей проповедью, а ведь они тоже упражнялись добрых две тысячи лет!

   Они не веруют, вот почему,—заявила Кристи серьезно и веско.— А евреи веруют, иначе немыслимо так рыдать.

От религии они вскоре перешли к науке и ломали свои молодые головы, словно иначе не могли жить, словно иначе жизнь лишалась всякого смысла. Они были настолько юны, что думали, будто в жизни имеет ценность только тобою постигнутое и понятое. Они были дети своего времени и верили (хотя сами они считали, что знают), что разум и его детище — наука выведут человечество из этой юдоли скорби, сделают его счастливым. Поэтому жадно глотать книги, в которых собраны духовные сокровища человечества, казалось высшим счастьем, высшей жизненной задачей, тем более что о книгах и опираясь на книги можно

1[2]3
Оглавление