Квартира номер семь находилась на втором этаже, на ее двери был грубо намалеван башмак. Так. Значит — сапожник. Вечно стучит, вечно колотит молотком, будь то раннее утро или поздний вечер. Но все равно. Индрек постучался в дверь. Открыл ему высокий, плотный мужчина со слегка вьющимися светлыми волосами, лет тридцати пяти — сорока; в его внешности не было ничего особенного, разве что он казался слишком дюжим для сапожника, а глаза у него были, при такой крупной голове и дородном теле, слишком маленькие, слишком глубоко сидящие под бровями, и сверкали они жидким блеском, как будто на них то и дело набегали слезы, которые он старался согнать, часто и хитровато моргая. Глаза Индреку не понравились. Но когда показать ему комнату вышла хозяйка, тоже довольно высокого роста, с лицом удивительно свежим, точно она и не жила в этом доме, приветливая в обхождении и говорливая, благодаря чему Индрек вскоре узнал, что в семье есть еще школьница, которая сейчас гостит в деревне у родственников,— он забыл о неприятных глазах мужчины и уже готов был здесь обосноваться: он почему-то подумал о том, что дочь должна обязательно быть похожа на мать, с такими же синими глазами и каштановыми волосами, такая же приветливая и говорливая, только зубы у нее, конечно, целые, здоровые и сверкают белизной, когда она смеется.
— Вот видите,— говорила женщина,— за этим шкафом дверь, которая ведет в коридор, так что через нашу комнату и проходить не надо. Если желаете, мы переставим шкаф под ту дверь, что в нашу комнату, и тогда у вас будет совсем отдельная комната, с отдельным ходом: пришли когда захотели, ушли когда вздумалось. И к вам сможет ходить кто только захочет, они нам не помешают, и мы им не помешаем, кто бы ни были — мужчины или женщины.
— У меня здесь нет знакомых, только два-три школьных товарища,— сказал Индрек.
— У молодежи скоро знакомства заводятся,—- ответила женщина.— И не бойтесь, что мы вам будем мешать. Мой иногда постукает маленько, да не то чтоб часто, он ведь не настоящий сапожник. Он раньше на заводе работал, а в январе во время забастовки его ранили, испортили, дьяволы, одну руку, не может ни топора, ни молотка держать. Хорошо еще. что левую, сейчас все ж таки кое-как управляется, зарабатывает несколько рублей, а то бог знает, как бы мы концы с концами сводили. И. меня с моей работой вы слышать не будете, может, когда-нибудь на машине пострекочу немножко. Но если поплотней придвинем шкаф к дверям и дверь замкнем, то и этого не будет слышно. А если хотите, я поставлю и с другой стороны шкаф под дверь, а стены ведь бревенчатые. К нашей Кристи приходят иногда подружки, но они все славные девочки, тихие, разве, может, посмеются иной раз.
«Значит, дочь зовут Кристи»,— подумал Индрек. Он стоял и слушал, не произнося ни слова. Хозяйка, решив, что он колеблется, спросила:
— А позвольте узнать, где вы служите?
— Нигде,— ответил Индрек.
Теперь уже хозяйка, в свою очередь, заколебалась — стоит ли сдавать комнату человеку, у которого нет ни службы, ни заработка. Поэтому она спросила:
— Думаете искать службу?
— Нет,— коротко ответил Индрек. Непрерывный вой гудков действовал на него угнетающе.
—