Кристи была небольшого роста и не могла дотянуться, чтобы посмотреть поверх голов стоящих впереди. А так как ей хотелось непременно своими глазами увидеть, действительно ли там солдаты и много ли их, то Индрек, согнув правое колено, взял ее за руку и помог встать повыше.
Но как раз в эту минуту раздалась команда и грянули первые ружейные залпы. Индрек и Кристи упали на землю, вместе со всеми, кто стоял вокруг. Индрек потом не мог вспомнить, как и куда он упал, кто упал вместе с ним. Помнил только, что кто-то свалился рядом, кто-то оказался на нем самом, но кто именно это был, он не смог бы сказать и самому господу богу. Он слышал стоны, он слышал крики, вопли, визг, словно сквозь туман неслись чьи-то проклятия: «Пулями стреляют, дьяволы!» Он слышал голоса и какой-то треск, какого никогда не слышал раньше. И е то же время рядом со всем этим он с поразительной ясностью видел знакомую лужайку, где было много больших серых, обомшелых камней; видел на краю лужайки ольшаник, полный таких же серых замшелых валунов, как и на полянке; видел маленького мальчика, который взобрался на верхушку ольхи, на самую верхушку, и раскачивался на ней, пока хрупкое деревце не надломилось и мальчик не свалился вместе с герхушкой, прошумевшей мягкой светло-зеленой листвой; упал он прямо на широкий серый обомшелый камень, да так и остался на нем недвижим, накрытый мягкими листьями ольхи. Увидев все это так ясно, как будто именно сейчас, лежа ничком, он смотрел на этого неподвижного мальчика, Индрек сказал себе: «Этот мальчик был я», а потом поправился: «Этот мальчик — я». Но тотчас же сам изумился: если он и есть этот мальчик, почему же он лежит ничком, крепко прижимая пальцы ног к земле? Ведь он же ясно видит, что мальчик лежит под сломившейся верхушкой ольхи, полной свежих светло-зеленых листьев, лежит на спине, его голые пятки упираются в камень, пальцы ног торчат кверху, правая рука откинута, кисть ее свешивается с края камня, покрытого рыжеватым мхом, а левой он все еще судорожно сжимает тонкое деревце, как будто оно может ему чем-то помочь. И что это за противный треск, почему он не умолкает, словно хочет звучать целую вечность? Тот мальчик, что под ольхой, не слышит никакого треска, никаких стонов, криков, жуткого хрипения — вокруг него царит тишина. Только солнце тепло сияет в весенний синеве неба, ветерок шелестит в мягких клейких листочках и какая-то малая пичуга баюкает лежащего мальчика своей песенкой. Индрек так явственно видит светлое солнце в лазурно-весеннем небе, ему даже пение птиц в листве, и он повторяет про себя: «А все-таки это я». И вдруг он замечает, что треск прекратился, слышны только стоны, вскрики и какие-то безымянные звуки человеческого голоса, которые слышишь, ощущаешь всем телом, которых никогда не забудешь, но назвать не умеешь. Индрек поднимает голову, видит, что и другие поднимают головы, потом он пытается встать. Но что-то давит на его ноги, он никак не может их высвободить. Кто это, Индрек не знает, он помнит только, что как-то все же освободил свои ноги, встал и попробовал идти. Но как только собрался шагнуть — наверно, левой ногой (как потом оказалось, он потерял левый башмак, значит, он и хотел шагнуть левой ногой),— как только он подумал двинуться, почувствовал, что кто-то крепко держит его за ногу, судорожно ее сжимает. Это была, помнится Индреку, первая минута, когда он ощутил страх, поэтому он два-три раза резко дернул ногу и высвободил ее. Теперь он снова попытался идти, люди вокруг тоже задвигались. Индрек видел, как то тут, то там они падали, вставали, опять падали, но он не падал, нет, он не падал. Сколько шагов он сделал, Индрек не знает, возможно даже, что он вообще еще не двинулся с места, но внезапно почувствовал, что кто-то ухватился за его пальто, стонет и всхлипывает. Индрек хочет вырваться, он ведь должен идти, но тут слышит чей-то знакомый голос: «Помогите мне, прошу вас! Помогите, я хочу домой!» Только теперь Индрек оборачивается, наклоняется посмотреть, кто это говорит таким знакомым голосом, и видит — это Кристи. Но почему она не встает, почему стоит на коленях или как-то так, что не поймешь —стоит она на ногах, на коленях или на четвереньках? И тут к нему как бы возвращается рассудок, он видит кровь на земле, много крови, а невдалеке — человека, у которого как будто нет головы. Индрек склоняется к Кристи, опускается на одно колено, чтобы легче было взять стонущую девушку па руки, поднимает ее и идет—-идет спокойно, медленно и радуется, что никто больше не цепляется за его ноги и одежду. Долго ли он шагал так с Кристи на руках, он не знает, но помнит, что навстречу попался свобод