хоть коровам и овцам отнесем хлеба, пусть хоть они почувствуют, что завтра рождество.
И Сассь с Кадри приставали к старшим сестрам до тех пор, пока Индрек тоже не перешел на сторону детей, и тогда Лийне и Тийу пришлось волей-неволей подчиниться большинству голосов. Но девушки сразу же заявили — уж если коровы и овцы получат хлеба в знак радости, что в Вифлееме родился Спаситель, тогда и лошадей нельзя лишать их доли.
Вот и устроили коровам, овцам и лошадям настоящий сочельник, только свиней забыли, словно поставив их на одну доску с людьми. И никто на Горе не гюмнил такого странного сочельника, чтобы животные вкушали рождественские радости, а люди грустно сидели бы вокруг стола и говорили о делах мирских, как будто были единственными некрещеными язычниками под этим кровом.
Но в те дни никто этому не удивлялся, ибо мир был полон зла и сокровенные думы человеческие не шли по путям благости. Даже Индреку, который в старое доброе время, бывало, в сочельник ездил с колокольцами под дугой в церковь, чтобы подивиться огромной елке со множеством свечей,— сейчас не давали покоя сугубо мирские мысли: остаться ли на ночь дома или забраться куда-нибудь подальше в сенной сарай, где его, если что случится, никто не догадается искать?
Разумеется, меры предосторожности не были забыты, о них говорила и Лийне еще рано утром: Индрек не должен днем показываться во дворе, и никто не смеет заикнуться ни единой живой душе о том, что он дома. В любом случае надо поступать так, как будто его вообще не существует.
Но в полночь он все же оделил рождественской благодатью и лошадей, и коров, и овец, обойдя хлева вместе с остальными детьми: животных опасаться нечего, они не донесут.
—> Они никому не проговорятся, что ты здесь, они хорошие,— сказала Лийне, гладя по голове барана; тот, когда святочный хлеб кончился, собирался было отступить, чтобы с разбегу боднуть свою хозяйку.
— Да, они хорошие,— согласился Индрек, думая в это время совсем о другом. Он думал: а что, если отец и Антс не вернутся ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра, если они вообще не вернутся? Что будут делать сестры одни? Он, Индрек, мог бы пойти разыскивать отца и Антса, но он твердо убежден, что никак не сможет им помочь, только сам бросятся волку в пасть. Его не пугает жертва, его удерживает бесполезность жертвы. У него вдруг появляется ощущение, что его жизнь значит гораздо меньше, чем жизнь отца и Антса. Они как будто больше нужны на свете, чем он. Да нужен ли он вообще кому-нибудь? Быть может, только мать, лежащая при смерти, ждет от него чего-то, сама хорошенько не зная чего. Но и для матери у него ничего нет, кроме не-
скольких порошков, которые тают с каждым днем, с каждым часом. А когда они кончатся, тогда что? Поедет ли он в город за новыми? И долго ли ему это будет удаваться? Не попадет ли и он в капкан, как многие другие?..