Узнала,— тихо ответила мать и, помолчав, добавила: — Боком.
Это слово заставило Индрека вздрогнуть.
— Бредит,— еле слышно шепнула Лийне брату. Но мать произнесла отчетливо:
— Нет, не брежу.
Лийне стало жутко, страшно, что мать так чутко слышит. Она хотела сказать брату, что мать, наверно, скоро умрет, но не решилась — мать могла и это услышать. Они постояли молча, потом Индрек сказал:
— Мама, я привез лекарство, хочешь принять?
— Дай,— коротко ответила мать.
Индрек дал ей для пробы один порошок. Больная часа два лежала тихо, как будто спокойно спала, но потом опять понеслись стоны — сначала неясные, точно сквозь сон, а потом — как обычно.
Когда Индрек в прошлый раз был дома, ему казалось, что более страшного физического состояния, чем у его матери, нельзя себе представить у живого человека. Но теперь он, к своему изумлению, увидел, что ошибался. Раньше казалось, что тело матери — одна кожа и кости, теперь ж:е это были только кости, и поражало то, как они еще держатся вместе. Голова — это был уже череп мертвеца.
И все-таки этот скелет терзали жестокие боли в -этом не было сомнения. Через каждые два-три часа Индрек давал порошок. Так он делал весь день, и столов почти не было слышно.
Близился вечер — вечер сочельника, но об этом никто и не вспоминал по-настоящему. Сегодня полагалось делать колбасы, но их не делали, не пекли и булок. Никто ни о чем и слышать не хотел, пока не выяснится, что с отцом и Антсом. Заботились только о самом необходимом: чтобы у людей была хоть будничная еда и чтобы скотина была накормлена и напоена. Даже соломы не внесли в первую комнату под теплую стенку, хотя Кадри и Сассь, особенно Сассь, не понимали, почему нельзя кувыркаться на соломе, если отец и Антс еще не вернулись. Колбасы и булки — дело другое, их надо еще готовить, а солома ведь го-топа — только возьми да внеси в комнату. И когда Лийне и Тийу все же не согласились, Кадри и Сассь повели наступление в защиту рождественских обычаев другим способом.
— А скотине хлеба тоже не дадут? — спросил Сассь.— Она-то не знает, что отца и Антса дома нет.
— Думаешь, старая кобыла не понимает? — перебила его Тийу.
— Ну, а коровы и овцы? — возразила Кадри.— Они-то не знают! Почему ж они должны остаться без всего? Не хотите солому вносить — так давайте