И все же Индрек благополучно добрался до Варгамяэ. Здесь его уже и не ждали, думали, что с клм случилось то же, что и со многими другими,— что он арестован. Поэтому когда Индрек вошел, все были поражены. Но и его самого поразило неожиданное известие: отца и Антса еще вчера вечером увезли солдаты. Куда? Неизвестно. Неизвестно также, когда они вернутся. В одном лишь были уверены сами отец и Аптс, а также все остальные — в том, что они скоро возвратятся домой. Один из офицеров, говоривший по-эсгонски, спрашивал про Индрека: по его сведениям, заявил он, Индрек недавно был в Варгамяэ и наверняка и сейчас находится здесь. Потребовал выдать Индрека, в противном случае угрожал поджечь дом. Не помогли и клятвенные заверения отца, что Индрек действительно был дома, но уехал в город за лекарством для матери и еще не возвращался,— все равно обшарили весь дом, побывали на гумне, в мякинни-ке, в амбарах, в хлевах — везде, куда только смогли взобраться и залезть. Офицер много раз принимался орать и топать ногами на Андреса — пусть выдаст Индрека добром, не то получит порцию свинца, а дом его превратят в развалины.
— Я всю жизнь боролся за правду и справедливость,— сказал ему Андрее,— так неужто на старости лет буду врать господам? Чего нет, того и смерть взять не может.
— Если смерть не может возметь тот, кого она желает, она возьмит другого,— ответил офицер.
— Если на то воля божья, то конечно,— промолвил отец.
Наконец обыск был закончен, и вместе с отцом Антсом увезли все письма, все бумажки, на которых хоть что-то было записано, в том числе письма Индрека отцу, Антсу или Лийне. Увезли также присланные Индреком книги и листовки. Солдаты в своем служебном рвении побросали в мешок даже «Лютню Сиона», «Чертог царя Давида», «Мир и что в нем есть, роман без начала и конца, учебник немецкого языка, полный толкователь снов, Библию и прочее в згом роде. Только благодаря вмешательству Андреса большую часть этих книг возвратили, но «Чертог царя Давида» и безымянный роман все же увезли с собой, так" как первый был в красном переплете, а у второго яе было ни обложки, ни начала, ни конца, ни названия. А что ж это за книга такая, если у нее нет всех этих атрибутов? Так, сенсационный роман, такой длинный, что начало успело истрепаться в руках читателей, пока конец появился в печати,— роман этот, признанный бунтарской литературой, отправился в мешок, в мешке — на сани, на санях — в имение, а оттуда — в другое имение, так как первое оказалось сожженным и разгромленным.
Индрек не смог долго разговаривать с сестрами — стоны матери не давали покоя. Ему не терпелось узнать, помогут ли привезенные им порошки облегчить ее страдания. Он прошел в комнату больной. Когда Лийне спросила у матери, узнает ли она, кто стоит около нее, мать ответила, не поворачивая головы и не открывая глаз, словно видела сквозь веки:
— Индрек.
— Как же ты узнала не глядя? — спросил Индрек.
—