А вдруг собака! — ответила Кристи.— В последний раз было: забилась я в темный угол, стою, жду. И вдруг чувствую: кто-то касается моего платья у колен, кто-то дышит. Хватаю рукой — собачья голова, собачий нос. Я чуть от страха не умерла. Что, если она злая? Сперва обнюхает, а чуть я шевельнусь — цап! — и укусит. Но нет, добрая собака оказалась, хотела, чтобы я ее погладила,— трется о меня, хвостом виляет от радости, как будто ее давно никто не гладил, только я. А сама дрожу! Уже в воротах я потрепала ее левой рукой, тогда только
выбралась.
— И теперь больше не ходите?—спросил Индрек.
— Больше не хожу в темные дворы.
— Ну, а если и в самом деле филер увяжется? — поддразнил ее Индрек.
— Тогда поднимусь по лестнице, войду в первую попавшуюся квартиру, спрошу кого-нибудь или же просто скажу: там шпик, ждет меня, делайте со мной что хотите, но позвольте немножко посидеть здесь, пока тот не испарится.
— А вдруг это окажется квартира того же самого шпика? Откуда вы знаете?— упорно продолжал
Индрек.
— Господи помилуй, какие ужасные вещи вы говорите! — воскликнула Кристи.— Значит, вы представляете себе так: я вхожу, мне предлагают стул, со мной разговаривают, и все это делает семья шпика —жена, дети, родственники! Неужели у шпика можетбыть жена, и дети, и прочее?
— А почему бы и нет? — спросил Индрек.
— И они знают, что их отец... нет, нет, это слишком ужасно! Таких вещей нельзя говорить. Просто жутко! Как вам вообще приходят в голову такие мысли?— со страхом спросила Кристи.
— Что ж тут особенного,— ответил Индрек.— Всякие мысли могут прийти, мысль ведь свободна.
— Да, мысль свободна, мысль совершенно свободна,— повторила Кристи, как бы про себя.— Так что, если б я захотела, могла бы подумать, что, скажем, мой... нет, я просто не могу этого подумать. Мои мысли не свободны, не настолько свободны. Я не могла бы даже подумать, что ваш отец... просто не могу, что-то сжимает горло! Если бы у вас не было этого шрама на шее, тогда, может, смогла бы, а сейчас не могу. Чуть начну думать — сразу вспоминаю шрам и уже не могу, а если и думаю, то о другом. А вы — неужели вы и вправду можете всякое думать?— спросила Кристи тоном крайнего недоверия.