Я ничего не думаю, я только спрашиваю,— ответил Индрек.— Меня интересует, происходит ли все это от благочестия, то есть от сильной веры, или просто так. И если просто так, то я хочу знать: какая польза человеку от того, что он не набожен, если он все равно остается злым? Какой толк даже от свободы, если в человеке живет зло? Мой отец был на Варгамяэ свободен, свободнее, чем я когда-либо доселе бывал, а пользы от этого не было ни ему самому, ни нам. И теперь я думаю: неужели и везде на свете все идет так же, как у нас на Варгамяэ? Неужели действительно ничего лучшего нет нигде? Знаете, фрейлейн...— Индрек впервые назвал Кристи так,— когда об этом думаешь, делается грустно. Будь я сейчас один и годами помоложе, сел бы вот здесь, под ракитой, и заплакал бы — так было бы легче.
Обернувшись к Кристи, Индрек при свете пожара увидел, что глаза у нее полны слез.
— Сейчас пройдет,— улыбнулась девушка, заметив взгляд Индрека.— Пришло и ушло.
— Мы совсем будто помешались от этого зарева,— проговорил Индрек,— пойдемте лучше домой.
— Пойдем,— согласилась Кристи. И они пошли, освещенные все еще высоко-высоко пылавшим пламенем, то и дело поворачиваясь лицом к яркому огню, как будто им было жаль покидать его или хотелось навсегда запечатлеть его в памяти. Отойдя подальше, куда достигал лишь едва заметный дрожащий отсвет пожара, они снова приблизились друг к другу и зашагали к дому с какой-то молчаливой покорностью.
— Вот, значит, как это бывает,— в раздумье промолвила Кристи.
— Видимо, так,— отозвался Индрек.