Глава XI —   Ну что, Кяба, опять бастуешь? — спрашивал лавочник у пожилого рабочего, как раз когда Индрек переступил порог.

Солдаты! Казаки! Облава! Но никто и внимания не обращал, все жаждали приобщиться к рождению свободы, которое совершалось в такой непроглядной тьме. Царило какое-то опьянение, каждому хотелось, точно в дурмане, крепко обнять хотя бы чужого, незнакомого, и двигаться вместе с толпой с места на место, с улицы на улицу. Заслышав солдатский шаг или топот копыт, толпа отступала, растекалась в разные стороны, спотыкаясь, толкаясь, со смехом и криком, даже с руганью,— и все же не иссякала на улицах движущаяся масса народа, не слабел ее напор.

Индрек, возможно, «и вовсе не вышел бы из дому, но Кристи просто горела жаждой ощутить это первое наступление свободы, идущее на темных улицах. Отца уже с полудня не было дома, мать в попутчицы не годилась. После долгих просьб она разрешила Кристи пойти лишь при том условии, что Индрек возьмет ее под свою опеку.

Так они и пошли вдвоем по непроглядно темным улицам, направляясь к центру города. Они старались держаться рядом, словно боялись потерять друг друга. Чем ближе к центру, тем теснее они прижимались друг к другу, потому что их все сильнее увлекал люд-скол поток. Вдруг вдали послышалось цоканье конских копыт. Толпа замерла, колыхнулась вперед, назад и с приглушенным криком: «Драгуны!» — ринулась на Индрека и Кристи. Еле-еле удалось им повернуть, чтобы бежать вместе со всей лавиной народа. Их оттеснили на узкий тротуар, потом столкнули на какую-то лестницу, ведущую, как видно, в подвал, и оттуда невозможно было выбраться до тех пор, пока всадники не проскакали мимо. Индрек и Кристи присели на корточки в самом низу лестницы и крепко ухватились друг за друга, словно это могло им чем-то помочь. Когда драгуны благополучно промчались мимо, Индрек и Кристи встали, смеясь, обнялись еще крепче, медленно поднялись по ступенькам и словно во сне пошли вдвоем по улице, стараясь ступать осторожно, бесшумно, чтобы их никто не услышал. Но вскоре они снова попали в людской поток, и он понес их с собой неведомо куда, по улицам, где под ногами хрустело стекло и валялся какой-то хлам, мешавший идти. Они слышали, как кругом говорили о взломах, разрушениях, налетах, но им и в голову не приходило спросить, кто куда вломился и почему; им скорее казалось естественным — раз так темно и началась свобода, то неизбежны и разрушения, когда на улицах валяются осколки стекла и всякий мусор,— береги только ноги, чтобы не напороться на что-нибудь острое.

И вдруг на старинные башни, на высокие стены и блестящие окна Вышгорода упал призрачный свет, все увидели его. Свет этот трепетал, мерцал, словно грозя совсем погаснуть, и вдруг с новой силой жутким заревом хлынул сквозь тьму. Он становился все смелее, увереннее, ярче, наконец слился в ровное мощное пламя, которое словно стремилось высветлить весь небесный свод. На дальнем фоне черной ночи оно вырисовывало высокие дома, со всеми их контурами, гребнями крыш, трубами, фасадами, и они были точно сказочные чудовища, глядящие кровавыми глазами окон.

Внезапно залитые волнами яркого света, люди опешили и, словно не узнавая никого вокруг, с изумлением озирались и переглядывались.

— Где-то горит,— произнес голос в толпе.

 

   Огонь, пожар,— тихо сказал Индрек Кристи.

   Огонь, пожар,— как эхо повторила Кристи, и Индрек почувствовал, как она вздрогнула: они все еще стояли обнявшись, словно их по-прежнему окружала темнота.

Оглавление