Глава III   Ведя такие глубокомысленные разговоры, они дошли до леса.

ораторе у меня зубы начинают расти. Нет, какое там! Но вот, например, этот последний — хорош! Я его и раньше уже слышал, узнаю по голосу. Едва он заговорит — у меня зубы прорезаются. Вот бы стать таким оратором! Что может быть лучше! Чтобы твоим словам верили, как чистейшей правде,— можешь заговорить людей до того, что у них кровавые зубы прорежутся или кривые рога на голове!

   Народ начинает расходиться,— прервал Индрек рассуждения приятеля.

   Пойдем и мы, только чуть отстанем,— сказал Отставель, поднимаясь.— Очень близко не стоит... кто его знает...

Так они и шли за толпой. Люди раз-другой попробовали запеть, но песня почему-то вскоре затихла. Когда вышли на открытое место, Отставель сказал:

—  Смотри-ка, даже красный флаг подняли. Если они вздумают так войти в город, непременно свалка начнется. Непременно! Что бы там ни было раньше, а флаг — нельзя! Разбей хоть дюжину монополек, беда невелика, но красный цвет не смей показывать, его полицейский бык не терпит.

Разговаривая, они забыли об осторожности и постепенно приблизились к толпе, над которой алел флаг. У большинства мужчин оказались в руках дубинки; одни помахивали ими высоко над головой, словно пробуя — тяжелы ли они и сильно ли бьют, другие несли палки на плече, точно ружья, как будто все еще были мальчишками и затеяли игру на лужайке. Но вскоре все оборвалось: когда толпа дошла до места, где по одну сторону дороги тянется густой молодой сосняк, а по другую — бугристая песчаная равнина с редкими кустами ивы и старыми корявыми соснами, из-за леса внезапно появился отряд казаков. Они перерезали толпе дорогу со стороны города, шагах в пятидесяти.

—: Р-разойдись! — крикнул полицейский, скакавший вместе с казаками. Потом, заметив над толпой маленький красный флаг, он что-то сказал офицеру.

Раздалась команда, и отряд галопом понесся на толпу,— очевидно, чтобы захватить красный флаг как вещественное доказательство.

— А ну-ка, дадим жару, черт подери! Покажем этим дьяволам! — закричали в толпе. Грянули выстрелы, поднялось облако пыли, и все смешалось в диком хаосе: лошади, люди, ругань, стоны, звуки ударов... Конь без всадника понесся меж кустов по песчаной равнине, другой — по дороге к городу.

Долго ли это длилось, Индрек не запомнил, но оказалось вдруг, что он стоит уже на краю придорожной канавы, а мимо оголтело мчится казак, на скаку замахивается на него чем-то, но не достает, только кончиком нагайки задевает ему шею пониже уха. Это как будто и не очень больно, но приводит Индрека в страшную ярость, он прыгает в канаву, хватает камни, бежит и швыряет их наугад в лошадей и всадников. Камни кончаются, он хватает с земли новые, хочет погнаться за казаками, но кто-то останавливает его окриком: «Брось, товарищ, они уже свое получили!» Индрек бросает камни на землю — одного ему даже жалко, такой хороший красный голыш с острыми углами,— оборачивается посмотреть, кто это назвал его товарищем, и оказывается лицом к лицу с парнем, который расспрашивал его на сходке в лесу. Сейчас парень совсем трезв, смотрит на Индрека ясными глазами, ждет, не скажет ли тот чего, и наконец говорит:

Оглавление