Глава XXVIII К рассвету Индрек добрался до Варгамяэ.

Здесь он сразу попал в атмосферу настолько тяжелую, настолько гнетущую, что готов был пожалеть о своем приезде. Ведь какой смысл мучиться самому, если те этим не можешь облегчить другому его тяготы? А Па-дрек вскоре понял, что помочь он бессилен.

Войдя в горницу, он услышал неясный стон, доносившийся из-за закрытой двери. Этот стон так странно отдавался в ушах, словно врезаясь в тело и мозг, что Индрек даже забыл поздороваться.

Господи боже мой! Ты, Индрек! — испуганно вскрикнула Лийне и чуть не уронила на пол миски, которые собиралась вынести в первую комнату. Но она все же успела их поставить обратно на стол и вытерла правую руку о передник, чтобы поздороваться с братом.

— Это мать так стонет? — спросил Индрек, как будто не верил своим ушам.

А кто же еще? — удивленно ответила сестра вопросом на вопрос.— Это тянется уже много недель,  днем и ночью. Вначале бывали перерывы, а теперь — почти беспрестанно. Раньше мы не могли слать по ночам, приходилось по очереди дежурить, а остальные забирались на сеновал, в солому. А теперь уже привыкли, дрыхнем и в горнице.

— Неужели к этому можно привыкнуть? — прошептал Индрек, как будто испугавшись того, что люди способны стать бесчувственными и равнодушными даже к таким страданиям.

ВС

— А куда же денешься,— просто ответила сестра.-- Одно только: уйти подальше, чтобы не слышать, уйти с Варгамяэ, чтобы не видеть больше нечего. Но ведь кому-то надо здесь оставаться, кто-то должен смотреть за матерью и все это слышать. И знаешь, Индрек, я ничуть не сетую, что я еще на Варгамяэ и изо дня в день вижу ее мучения. Иногда даже радуюсь, что так вышло,— теперь я знаю, до чего глупо ныть, как мы часто раньше ныли. Что наши заботы посравнению с ее страданиями? Ничто. Муки матери —мне наука на всю жизнь: надо учиться терпению, если хочешь жить на свете.

— Ты говоришь, точно старушка, Лийне,— промолвил Индрек.

— А я и есть старушка,— ответила Лийне.—. Мы материну болезнь все состарились в несколько недель. Только Андрес такой же, как был, он ничего близко к сердцу не принимает. Когда заходит речь о ее болезни, он всегда говорит: тут мучается один чело-зек, и ему ничем помочь нельзя, а есть беды, от которых страдают тысячи и миллионы, но это все можно исправить... Собираются парни у писаря, тот, видно, и вдалбливает им в голову всю эту премудрость: мол. своя беда — это пустое, только несчастья других людей что-то значат. Отец Антса не пускает, а он ниско

Оглавление