— Но тут же три рубля лишних,— возразил солдат.
— Потом отдадите,— отмахнулся Индрек.
— Нет, так не годится,— запротестовал солдат.— Кто знает, что со мной, дальше будет. Посадят в карцер, а потом, может, сразу и отошлют. Дали бы вы свой адрес, тогда дело другое...
— Писать мне было бы неразумно,— ответил Индрек.— За вами могут установить слежку—за все\:н,кто сегодня отлучился из роты.
Таким образом, вопрос о лишних деньгах остался открытым. В конце концов Индреку пришлось разменять одну пятирублевую бумажку в газетной конторе, чтобы дать солдату точную сумму.
Солдат топтался на месте, как будто собираясь уйти, и вместе с тем колебался, точно забыл что-то самое нужное.
— Неужто я вас никогда больше не увижу? —спросил он наконец.
Индрек с минуту подумал.
— Знаете что? Вас, кажется, зовут Тимофей. Когда вся эта канитель кончится, зайдите сюда :кеи спросите Тимофея. Тогда мы встретимся. Понимаете? Просто спросите Тимофея — и все. Будете помнить?
|
улыбнулся Индрек.-Спросите само- |
--И как же! — воскликнул солдат.— Самого себя, значит?
— Вот-вот,-го себя.
Oi-r-i еще раз пожали друг другу руки, и солдат вышел ил улицу. Индрек подождал немного и тоже вышел. Ко едва он сделал десяток шагов по грязной улице, как у него задрожало сердце — сперва тихонько, потом сильнее. Казалось, эта дрожь растекалась с легким журчанием по всему телу, так что временами даже трудно было, делая шаг, попадать ногой куда надо. Что это было — страх перед последствиями своего поступка или радостное возбуждение от сознания, что он, Индрек, пошел на риск и спас человека? Он не знал, что с ним, но ему так хорошо было идти по грязным улицам, где редкие газовые фонари висели в сыром воздухе, подобно шарам светящегося тумана с яркой сердцевиной и более тусклой оболочкой, которая постепенно сливалась с окружающей темнотой.