служился до провизора,— тогда бы он, безусловно, смог одолжить известную сумму. А в том, что он когда-нибудь станет провизором, нет ни малейшего сомнения. Пусть Индрек подождет несколько лет. Под конец приятель заявил, что, если Индреку нужно какое-нибудь лекарство, он, Вийдик, с большим удовольствием ему и сейчас поможет, достанет все, что Индреку угодно, но денег... деньги у них в аптеке не продаются.
Индрек пошел со своей бедой также и к Вильяссо :и чистосердечно раскрыл перед ним все свои карты. Тот слегка сморщил нос и сказал:
— Я делаю такие вещи только из-за женщин и вина. Как, например, в истории с Марией. Но это почти так же глупо, как и ваш поступок. Я ведь не умею обходиться с женщинами. А когда мужчина не умеет обходиться с женщинами, он сразу же пускает в ход деньги, думает таким образом компенсировать свою неумелость... Судя по вашему поступку, вы тоже — один из неумелых, поэтому можно предположить, что вам придется платить еще не раз. Так-то! Ну, а что же делать сейчас? Я мог бы сколотить десятку, не больше, ведь у меня — свой пункт помешательства, понимаете? Чем это все кончится, не знаю. Ведь с женщинами так же, как и с революцией,— дело всегда идет иначе, чем предполагаешь. Но десять рублей могу раздобыть, если вас это устраивает. А вообще — плюньте на все, не принимайте близко к сердцу. Я уже говорил — в революции в большинстве случаев все происходит не по плану, в том-то и дело. Так же, как у меня с этой Марией, Были у меня насчет нее какие-нибудь намерения? Не было! Думал только деньги старика Быстрого использовать.
— А я все вспоминаю слова, которые он сказал утром в день своей смерти,— промолвил Индрек.— Он сказал, что надо думать о других, а не о себе. Я и подумал.
— Он, значит, продолжает нас обоих преследовать, меня — своими делами, вас — словами,— отозвался Внльясоо.— Вот таковы они все, хорошие люди, и после смерти из рук не выпустят. Одолжит тебе денег, вот ты и влип. Или наговорит тебе разной ерунды — и ты все равно влип.
Индреку дали для уплаты денег новый срок, а когда и это не помогло, ему пришлось явиться пред грозные очи Креза, причем здесь же присутствовали два незнакомых человека. Крез некоторое время молча смотрел на Индрека, потом произнес:
— Вы знаете, кто вы такой? Изменник революции, вот кто! — сам ответил он на свой вопрос, помолчав, чтобы усилить эффект своих слов.— В то время, когда деспотический царизм напрягает свои последние дряблые мышцы, чтобы задушить свежие силы революции, и сосредоточивает на нашем фронте отряды своих верных палачей, вы за спиной у товарищей их поддерживаете! И чем? Деньгами из революционной кассы! Лептой наших порабощенных братьев! Ну хорошо, он вам сказал, что убил полицейского. Но где доказательства? Я вас спрашиваю: где доказательства? И даже если б они существовали, разве жизнь одного полицейского стоит сорок семь рублей? Имейте в виду: жизнь полицейского для нас, революционеров, не стоит и сорока семи копеек. Слышите? Жизнь полицейского стоит столько же, сколько пистолетный патрон, и ни копейки больше. Понятно? А теперь сами посчитайте, сколько патронов можно купить на сорок семь рублей,— столько же жизней полицейских и сыщиков вы задолжали революции! Это вы можете вычислить сами, вы, говорят,