— Лх, отец, когда идет мятеж и революция — кто там станет спрашивать про отца или мать,— проговорил Индрек.
— Да, так оно и есть, нет больше правды на свете,— вздохнул старый Андрее.— Я всю жизнь тут на Баргамяэ с соседом воевал, а теперь везде кругом такое же творится, да и еще похуже. На Варгамяэ никто своему врагу красного петуха под застреху не пускал, а теперь только и слышишь — жгут, то сено в стогах, то сарай, то хлев, то жилье. А под конец и до имений черед дошел. Раньше богу молились, чтобы уберег от огня, а как же он может уберечь, когда человек, неразумная тварь, сам нарочно поджигает? Тут уж не поможет ни молитва, ничто.
— Молитва никогда и не помогала,— убежденно возразил Антс.— Только раньше люди были глупые, верили, что молитва помогает.
— Ты у нас, конечно, самый умный, всю мировую премудрость постиг,— насмешливо произнес отец.
— Во всяком случае, богу молиться не стан}, пусть там хоть что,— бросил Антс.
— Индрек, ты столько лет в городе в школу ходил, всякие науки изучал,— заговорил отец,— скажи, там тоже молодежь над поучениями стариков так потешается? Я тут, на Варгамяэ, не смей и слова сказать, сразу тебе десять в ответ.
— Отец, мы все смолоду ужас какие умные,— почти с грустью промолвил Индрек.
— Так что мне, старику, остается только смерти ждать,— тоже грустно произнес отец.
— Нет, отец, ты должен потерпеть, пока молодое повзрослеют,— ответил Индрек.
Отец взглянул на Индрека и, увидев его улыбку, тоже примирено улыбнулся. Антс решил, что настал подходящий момент для практического замечания.
— Знаешь, Индрек, если ты хочешь идти на станцию пешком, я тебя провожу,— сказал он.— Земледельческий банк выкопал здесь большую новую канаву, вдоль нее хорошо идти напрямик. Мы тогда полпути пройдем лесом и болотом, где ни верховых, лиурядника не встретишь. И если ты эту дорогу заполнишь, сможешь, когда вернешься, тоже по ней добраться.