с погромщиками и поджигателями. Кто-то утверждал, что есть убитые и раненые. Но о том, какая сторона взяла верх, толковали по-разному: одни уверяли, что победили революционеры, другие — что победа осталась за конниками. Одно лишь можно было сказать определенно: начались крупные столкновения, каких никто не помнил раньше.
Наступило утро, но поезд не пришел. Стрелочник. с которым Индреку когда-то прежде доводилось встречаться, сообщил ему с глазу на глаз, что произошла катастрофа, поэтому раньше вечера поездов нечего к ждать. Но поезд не пришел и ночью. Только на другой день после полудня Индрек смог уехать и в город попал часов в восемь-девять вечера.
Придя домой, он напрасно стучал в дверь — никто ему не открыл. Приоткрылась только дверь напротив, и из нее с любопытством выглянула вдова Пассельмана. Увидев Индрека, она сказала, что Лохкоз дома нет, пошли провожать дочь на пароход — она уезжает в Америку.
По дороге в гавань Индрек услышал какой-то пароходный гудок, прогудевший три раза. Индрек пустился бежать, хотя и понимал — это не имеет никакого смысла, если гудел тот пароход, на котором уезжает Кристи. Задыхаясь, прибежал он на пристань и увидел огни уходящего судна, еще светившиеся несколько минут в устье гавани. На причале стояла толпа народу. Индрек подошел спросить, не в Америку ли идет только что отошедший пароход, но кто-то ответил ему отрицательно.
— А где же пароход, который идет в Америку? — взволнованно спросил Индрек, и какой-то другой муж-
чипа объяснил ему, что такого парохода вообще нет, что пассажиров, едущих в Америку, взял финский пароход и им придется только в Финляндии пересесть на американское судно.
-- А почему все эти люди смотрят в ту сторону? И что там за лодки и факелы? Что там делают? — поинтересовался Индрек.
— Кто-то бросился за борт,— ответил мужчина.— Из-за этого и пароход задержался. И теперь вот бьются, ищут, да только в гавани волну развело, мешает.
— Кто же это бросился? — спросил Индрек, чувствуя, что в груди у него всё задрожало.
— Какая-то молодая девушка,— проговорил мужчина тихо, как будто это была тайна.— Отец и мать пришли провожать, вон они стоят. И прямо-таки у них на глазах — бултых!