Глава XVI   День, когда хоронили жертв кровавой бойни, стал первым подлинно великим днем свободы, это и было искоркой радости среди общей скорби.

—  Неужели и сегодня там были шпики? — спросил Индрек у Вильясоо, когда они, усталые, вместе с другими возвращались в город, шлепая по грязи.

—  А как же! — ответил тот.— Они же — соединительное звено между народом и правительством. Через шпиков власть имущие и богачи приобщаются к радостям и горестям народа, даже к его свободе. И то дело.

По дороге люди постепенно рассеивались —- одни отставали, другие исчезали впереди или сворачивали в стороны. Под конец Индрек и Вильясоо остались одни. Не слышно было больше ни шагов, ни голосов. Молчание и покой. Только ветер раз от разу все сильнее шумел в деревьях, окаймлявших шоссе. Вдруг оба остановились и прислушались.

—   Вроде бы плачет кто-то,— произнес Индрек.

—   Ревет во весь голос,— ответил Вильясоо и добавил: — Пойдем посмотрим, кто это там в темноте так нюни распустил.

Перешагнув через придорожную канаву, они различили под низкой кряжистой сосной какую-то темную фигуру. Это оказалась молодая женщина с двумя детьми; девочки, забравшись с головой под полы материного пальто, плакали. Мать, согревавшая своих

птенцов, точно тетерка, испугалась, увидев мужчин, быстро вытерла глаза и принялась успокаивать детей.

—  Почему вы тут сидите и плачете? — спросил Вильясоо.

—   Возвращались с кладбища, хотели пойти домой, да дети озябли, думала их немножко согреть, а они заснули. Начала будить — они давай плакать.

—   Что же вы так запоздали,— укоризненно проговорил Вильясоо.

—   Дети не хотели уходить, пока отца не зароют. Не думала, что так долго затянется, не взяла с собой хлеба для детей, им животы подвело, устали, потому холод и пробрал.