Покажи на деле свое нутро, не то народ верить перестанет,.
Но с народной верой происходили в те дни странные вещи. Ее безжалостно поносили, если она была обращена к богу, ее беспрерывно поддерживали и питали, если дело касалось какой-либо партийной программы, лозунга или призыва. Когда речь шла о боге, требовали в подкрепление вере доказательств, но если говорили о своих политических мечтаниях, то в лучшем случае в качестве доказательства ссылались на толстые книги, которых и сами-то ораторы никогда не читали, либо совали сомневающемуся какую-нибудь тощую брошюрку, призванную заменить собою и заповеди, и откровения пророков.
А поскольку люди в большинстве своем не слишком требовательны по части доказательств, то они с легкостью отказывались от веры, приобретенной многими поколениями, и так же легко воспринимали новую веру: вместо рая небесного, на который они питали ранее блаженную надежду, подкармливая np:i этом целую ораву попов и проповедников, они стали верить в Эдем на земле.
Многие дошли в этой новой вере до такой виртуозности, что утверждали: чем хуже, тем лучше. Исаи?, в споре с Силламяэ объяснял это так:
— Чем тяжелее и безнадежнее положение народа, тем легче этот народ революционизировать, то есть поднять на свержение старого строя. Следовательно, первейшая задача революционера — убедить парод, что его правовое и экономическое положение настолько невыносимо, что более жалкого и униженного состояния нет и быть не может. А когда человек крепко вобьет себе это в голову, он вскоре начинает все крушить и переворачивать вверх тормашками, считая так будь что будет, хуже все равно не станет. Вот в этом смысле и можно сказать — чем хуже, тем лучше, а это ведь- хуже, тем скорее наступит революция благо.
Но как именно и с чего начать осуществлять это благо — на этот счет мнения расходились. Одни утверждали, что красный флаг надо поднять над губернаторским замком и тюрьмой, другие были согласны с лавочником Везироосом, считавшим, что настоящее место красному флагу—над ландтагом*. Немецкие бароны принесли нам христианство — мы им несем красный флаг, они отняли у нас землю и все прочее — мы теперь забираем свое достояние обратно.
-- Уж если образованность и культура, так пусть будут по-настоящему, чтоб и мы заседали в ландтаге,-- заявил Везироос, с каждым днем делавшийся все более пузатым.— Ведь что такое наша экономика? Помгщик — вот наша экономика. Что. такое -наши идеи? Немец — вот наши идеи. Но к чему тогда эти слова — экономика, идеи? Лучше уж сразу попросту сказать, чтоб каждый мужик понял: наша политика — это помещик и немец. Ведь правильно? Я это втолковывал и главному редактору «Друга народа» — я говорю только с главным, с мальчишками дела не имею. Но он сказал, что теперь другое время, теперь образованность и культура. Но я готов у самого Иисуса Христа спросить — что ж это за образованность и культура, ежели помещик по-прежнему сидит в ландтаге, а мы — в нижнем городе? Вот как я ставлю вопрос.