— Ее тоже подозревали вместе с отцом,— произнес Вильясоо.
— Какая нелепость! —воскликнул Индрек.— Она была невиновна, иначе почему бы она бросилась з море.
— Но отец мог воспользоваться ее глупостью.
— Она была совсем не так глупа, и революция была для нее величайшей святыней.
— В том-то и беда, что для всех нас революция —какая-то святыня, а, в сущности, она — вопрос сугубо практический. Мы считаем, что люди, которые имеют отношение к святыне, сами тоже святые. Но можно пить с Христом из одной чаши и все же предать его. Служитель божий может оказаться таким же негодяем и прохвостом, как этот Лохк. Ведь вы подумайтетолько: в то же самое время, когда ему выдавали пособие как пострадавшему революционеру, он получал от полиции свои Иудины сребреники.
Они долго молча шагали рядом. Потом Вильясоо спросил:
— Вы в самом деле считаете, что девушка покончила с собой из-за предательства отца?
— Только ли из-за этого, не знаю, но...— промолвил Индрек.
Вильясоо опять помолчал, точно раздумывая, потом продолжал:
— Это с его стороны великая жертва на алтарь своей профессии. Политический сыск — это вроде бы тоже некое священнодействие, как и пребывание в подполье. По существу, оба они подпольщики — и революционер и шпик, только первый — подпольщик по отношению к существующему строю, а второй -- по отношению к подпольщикам, так что шпик находится на еще более низком, еще более глубоком месте.
— Как вы все переворачиваете вверх ногами! — возмутился Индрек.— Ведь на самом деле одни только зарабатывают деньги, другие приносят себп в жертву идеалам.
— Вы тоже видите в резолюции только святыню,— возразил Вильясоо.— А все же и шпики и революционеры получают плату, только одни — наличными деньгами, а другие, так сказать, натурой — идеалами, которые надо воплотить в жизнь.