Глава XXX Индрек всю ночь не мог сомкнуть глаз, и, когда наконец под утро забылся, его мучили смутные, темные, неопределенные видения, которые исчезли из памяти раньше, чем он успел проснуться.

кой, нервничал, не мог спать ни днем ни ночью. Аппетит пропал совершенно, ведь животное — почти как человек, домашнее животное, конечно. Когда сна нет, так и есть не хочется. Все только подвывал и повизгивал, лежал, уткнув морду в лапы, глаза вытаращив, и день и ночь. Как будто его обкормили чем-то таким, от чего живот болит. Я говорила об этом Вильясос —вы же знаете, какой он,— и он сразу сказал: у собаки революционная рожа в животе. Это, мол, болезнь свиней, а в революционное время пристает и к собакам. Против нее есть только одно лекарство: компресс с хлороформом, его надо положить животному на нос —и боль как рукой снимет. Я сделала так, как он посоветовал, и знаете, что случилось? Собака издохла. Я рассказала Вильясоо, а он только пожал плечами:«Что ж поделаешь, одной жертвой революции больше. Революция требует жертв даже среди псов». И я теперь совсем одна. Старшая дочка убежала с революционером, который приходил сюда обедать,-- он, кажется, некрещеный еврей: черный такой, нос тупой, широкий, губы толстые, красные. А вторая, поверите ли, живет у кого-то содержанкой. Обо мне никто не заботится, говорят — теперь время революционное...

В таком положении находилась госпожа Куузик. одинокая и всеми покинутая. Но Индрек рассказа:; ей, что его положение еще хуже: ему негде даже голову приклонить.

—  Оставайтесь здесь! — поспешно ответила госпожа Куузик. Оставайтесь, просто чтоб составить мне компанию, здесь никто не догадается вас искать.

Индрек и сам думал, что тут было бы хорошо укрыться: в харчевне бывает много посетителей и его приход или уход не привлечет ничьего внимания, не вызовет подозрений.

Оглавление