Глава XXVI Они подъехали к дому волостного правления, перед которым уже толпилось много народу, большей частью мужчины; одни прибыли сюда пешком, другие на телегах.

   Чей это?

—   Мой,— ответил старик.

-- Вы, значит, русский генерал? -- Генераль,—подтвердил старик.

— Тогда надевайте мундир, живо! — приказал во-шедший.

— Оставь старика в покое,— вмешался Индрек.Л тебе какое дело? — спросил кто-то Индре-

Ты даже не член партии, не говоря уже обо всем сильном.

Они хотят натянуть на старика мундир, а он и на ногах-то еле держится,— сказал Индрек.

—   Этот интеллигентишка мешает революционные действиям, а ведь они поднимают дух, придают смелости,— заявил его противник.— Я был солдатом и теперь хочу, чтобы мне служил генерал. Мои товарищи тоже бывшие солдаты, они тоже этого хотят... Мало ли мы и наши прадеды гнули спину на помещихов! Пускай теперь помещик нам послужит.

—   Но у него же ноги парализованы! — воскликнул Индрек.

Спор затянулся надолго, и дело кончилось тем, что человек, принесший генеральский мундир, сам его напялил, а старого барина, в его прежней одежде, заставили прислуживать, накрывать на стол, наливать водку и пиво, подавать огня для сигар. Он делал это с надменным стоическим спокойствием, хотя ноги егс совсем не слушались, а в трясущихся руках все качалось и грозило вот-вот упасть. Уже немало розовых тарелок, резных бокалов, ножей и вилок полетело нг пол; все это и валялось там, и разбитое и целое,— старик не в состоянии был нагнуться.

И все же казалось, будто его руки и ноги уже от одной необходимости двигаться делались более гибкими и послушными; этим старик помещик походил не на Варгамяэ Андреса, Индрекова отца, а на старых лошадей Варгамяэ. Это открытие поразило Индрекг. больше всего. Как странно все устроено на белом свете! Барон или граф, к тому же еще и генерал, а подчиняется тому же закону, что и старые коняги! И еще ближе показался ему этот старый барин, который сейчас вынужден был напрягать последние силы, прислуживая молодым мужчинам, потому что они были сильнее его.

Индреку вспомнилась дряхлая кобыла, у которой ноги уже совсем не гнулись и зубы не могли бобыле пережевывать сено, а только «вертели сигары», как говорили на Варгамяэ. Всей семьей держали совет, что делать с лошадью — продать на живодерню или самим убить, чтобы ее не мучили и не терзали чужие руки. Все единодушно решили — не продавать, г