мя ребятишками да какая-то старуха,— сообщили они ему.
— Деньги получили? — спросил Мейгас,
— Всего рублей пятьдесят — шестьдесят,— ответили ему.
— И то хорошо,— решил кто-то, и все собрались уходить.
Но вдруг люди заметили, что ночное небо уже в двух местах освещено зловещим заревом. Все остановились.
— Надо бы и нам о себе знак подать — мы, мол, тут тоже не спим!— проговорил кто-то.
— Оставьте вы женщин и детей в покое! — укоризненно произнес Мейгас, и его поддержало несколько голосов.
Зашагали дальше. Однако теперь в отряде уже не царило молчание, как раньше. Казалось, будто битье бутылок на всех подействовало возбуждающе или же людей привели в хорошее настроение несколько десятков рублей, захваченные в кассе виток лавки.
Но как выяснилось позже, тут опять-таки сыграла роль случайность или воля божья: из тех бутылок, что люди в азарте швыряли в окно, несколько штук уцелело, и хотя был приказ все уничтожить, кое-кто в темноте сунул в карман по бутылке. Из них поочередно отхлебывали еще около винной лавки, да и теперь, на ходу. Только Мейгас с тремя-четырьмя рабочими по-прежнему шагал молча и по временам пристачьно вглядывался в темноту. Вдруг он одним сильным прыжком догнал идущих впереди, и что-то, отлетев в сторону, со звоном разбилось о камень.
— Черт побери, это еще что такое? — крикнул сиплый голос.
— А то, что нечего напиваться пьяным, когда идешь на серьезное дело,— отрезал Мейгас.
— Это можете своим городским толковать, г. не мне,— проворчал в темноте тот же сиплый голос.
Но тут заговорили разом несколько человек —