Да,—вздохнула Кристи.—А теперь все смеются.
— Так, детка, всегда бывает,— начала мать.— Случись что-нибудь с женщиной — засмеют, а если с мужчиной что приключится — никто не смеется. Так было до свободы, так будет и после. Поэтому женщинам от свободы все равно никакого толку. Разве что какой-нибудь балаболке, вертихвостке, у которой ни детей, ничего. Но такие и раньше были свободны, такая женщина — это не настоящая женщина, а...
— Видишь, мама, вот это как раз и есть свобода мысли,— перебила ее Кристи.
— А? Что? — спросила мать, словно оглушенная ударом по голове.
— Ну да, — продолжала Кристи.— Ты говоришь: женщина — и не женщина вовсе. Но ведь женщина — это все-таки женщина, правда, мама? Значит, ты думаешь так для того, чтобы не испугаться, если произойдет такая революция, когда женщина и в самом деле перестанет быть женщиной. Тогда ты не испугаешься, потому что уже раньше об этом думала. Так же точно можно было бы подумать о том, что мужчина — не мужчина, а если вдруг увидишь, что мужчина — все-таки мужчина, испугаешься, верно? А ты, мама, когда-нибудь думала, что мужчина — это не мужчина?
— Нет,— ответила мать,— мужчина — все равно мужчина, а вот женщина — не всегда настоящая женщина.