Нет, этого я тоже не могу подумать,— не колеблясь, заявила Кристи.— Именно из-за этого расстрела не могу... и из-за своей крови... и из-за того, что вы меня так привезли домой...
Но с мыслью, высказанной Индреком, Кристи все же пришлось свыкнуться, с ней вынужден был в конце концов свыкнуться каждый, все равно — считал он себя борцом за свободу или не считал. Ибо уже через несколько дней правительство поспешило выступить с разъяснением обещанных свобод, причем с таким разъяснением, что люди почувствовали: все остается по-старому, только слова другие. Реформы были проведены: казакам выдали новые нагайки, полицейским новые мундиры, жандармам — лучшее оружие. Таким образом каждый мог своими глазами убедиться, какой эффект дают свободы и права.
С каждым днем, казалось, все больше оправдывались грубые и резкие слова Креза о том, что со свободой обстоит дело так же, как с врагом: она до тех пор не будет в твоей власти, пока ты ее не опрокинешь наземь и не наступишь ногой ей иа горло. А для осуществления указанной операции борцам за свободу были нужны деньги, деньги и деньги, так что именно деньги как бы казались подлинной свободой или ее символом. Деньги придавали людям уверенности, деньги снабжали оружием и выявляли сторонников революции, деньги организовывали массы. Поэтому тот, кто стоит за революцию, должен добывать деньги — это звучало на фабриках и заводах, в мастерских и конторах. Деньги надо было; доставать любой ценой.
Но едва ли кто-нибудь относился к добыванию денег и к свободе более серьезно, чем Крез. Индреку довелось собственными глазами увидеть, насколько серьезно Крез воспринимает вопрос денег и свободы. Однажды днем, когда йндрек шел по улице, мимо проехала пароконная извозчичья пролетка. Взглянув в ту сторону, Индрек вынужден был волей-неволей поклониться, так как встретился глазами с Крезом, сидевшим в пролетке. То, что их взгляды встретились, стало, по-видимому, для Индрека роковым. В окаменелом лице и белесых безжизненных глазах Креза что-то мелькнуло. Он остановил извозчика и окликнул Индрека по имени, удостоив его обращения «товарищ». Индрек ничего не мог поделать—это ему польстило: по его мнению, ничто не могло быть прекраснее, возвышеннее и идеальнее, чем быть товарищем Крезу. ,В этом как бы концентрировались все благие общественные цели и высокие человеческие качества.
— Товарищ, поедемте со мной ненадолго,— произнес Крез, когда Индрек подошел к пролетке. Это было сказано как просьба, но вместе с тем в этих словах чувствовалось безапелляционное приказание. К тому же Крез не стал ждать согласия Индрека, а просто показал рукой, куда ему сесть, и Индрек повиновался.
— Небольшой революционный акт, вот и все,— проговорил Крез, когда извозчичьи лошади зацокали копытами по мостовой.
Они поехали к центру города. Перед одним из крупных магазинов Крез остановил извозчика.
— Пойдемте,— сказал он Индреку и повелительно бросил извозчику через плечо: — Подождите!
В магазине Крез попросил позвать хозяина. Когда тот явился, Крез сказал: